Materialele conferinţei ştiinţifice internaţionale Edificarea statului de drept şi reforma justiţiei. Chişinău, 2002

КОЗЮК Михаил, кандидат юридических наук, ( Россия, Волгоград)
БУЖОР Валерий, доктор права, (Республика Молдова)

Среди многих вошедших в сферу исследований правовой науки проблем в последнее время наиболее ярко и многогранно высветилась проблема правового равенства. Парадокс в том, что она, имея довольно солидный возраст (свы­ше 2 тыс. лет),тем не менее способна в каждой новой ис­торической ситуации сверкать новыми гранями, поражать исследователя новой палитрой красок. Вполне можно сделать вывод о том, что проблема правового равенства — ровесница права, что первая правовая норма уравняла субъектов пра­ва по какому-то единому масштабу. Будучи родственным та­ким понятиям, как справедливость, демократизм — право­вое равенство, проведенное последовательно уже при помо­щи формально-технических средств, накладывало особый отпечаток на регулируемый объект — общественные отноше­ния. Римское государство с его культом частного права, Ан­глия — в пору расцвета общего права, не говоря уже о пер­вых конституциях Америки и Европы, где равенство пыта­лись выразить не только формой, но и содержательно, — вот вехи развития и права, и прогрессирующего общества.

На данном этапе исследований трудно дать исчерпываю­щее понятие правового равенства. Но вполне определенно можно отметить, что оно является глубинным признаком права, изначально присущим правовой форме регуляции об­щественных отношений. Явление это многоуровневое, начиная с уравнивания субъектов в правовых понятиях и заканчи­вая уравнением в конституционных правах и обязанностях, в общем правовом статусе — вот какой широкий спектр кон­кретных проявлений правового равенства. Будучи явлением в целом обоснованно имеющим положительную аксиологическую окраску, тем не менее правовая система вполне до­пускает правомерное отклонение от правового равенства да­же на уровне конституционных норм. Об оценке и значимо­сти этого феномена мы скажем ниже, а пока отметим следу­ющее.

Общепризнанным постулатом современного конституци­онного государства, привычным положением для него явля­ется построение и правовой системы, и деятельности юрисдикционных органов на принципе равенства граждан перед законом и судом, чаще всего закрепленном в конституциях. Данный принцип широко представлен и в международно-правовых документах по правам человека. Так, во Всеоб­щей декларации прав человека, принятой ООН 10 декабря 1948 г. в статье 7 говорится: «Все люди равны перед законом и имеют право без всякого различия, на равную защиту закона», а в статье 10 — «Каждый человек, для определения его прав и обязанностей и для установления обоснованности предъяв­ленного ему уголовного обвинения, имеет право, на основе полного равенства, на то, чтобы его дело было рассмотрено гласно и с соблюдением всех требований справедливости не­зависимым и беспристрастным судом».

Уголовно процессуальный кодекс, предусматривая единый порядок привлечения граждан к уголовной ответственности, производства процессуальных и следственных действий, как раз и исходит из презумпции равенства их перед судом. Предполагается, что никакие различия между людьми, кро­ме естественных исключений (например, возраст), ни иол, ни национальность, ни политические или религиозные убежде­ния, ни социальное положение не должны влиять иа поря­док деятельности правоохранительных органов, на процессу­альное положение гражданина. Это обеспечивает закон­ность деятельности органов правосудия и соответственно обоснованность и справедливость их решений.

Сама мысль о введении каких-либо исключений из обще­го порядка в такой сфере, как уголовное судопроизводство, в обществе воспринимается болезненно и неоднозначно. Всякие фактические действия, направленные на введение та­кого неравенства,становясь известными, в общественном мнении справед­ливо квалифицируются как грубое нарушение законности и справедливости.

В таких случаях правовое равенство выступает не толь­ко в ‘виде нормативной формулы, но и явлением, имеющим общественно значимую, политически актуальную окраску.

Однако такие исключения из принципа равенства все же есть и достаточно давно были введены. Сейчас установлен особый порядок для задержания судей и народных депутатов. Кажется, наиболее древней является депутатская неприкосновенность, уходящая своими кор­нями в начало становления буржуазных государств, когда робкие ростки народного представительства нуждались в за­щите от монархической власти. Но с течением веков даже в развитых демократических государствах необходимость в данной юридической конструкции не отпала, а скорее упрочилась.

Как уже отмечалось, привилегия представляет собой от­клонение от правового равенства, изъятие из-под действия общих норм. Римские юристы уже делили нормы права по объему на генеральные, общие, особенные и исключительные. Особенные нормы заключали отступление от общего правила и вводились вследствие какой-либо пользы, общественного блага, в интересах от­дельных слоев населения. В источниках юридической льго­той называются правомочия, предостав­ленные сингулярным правом. В свою очередь,исключитель­ное право — изъятие как и из общих законов, так и из-под действия особенных. Оно образовывалось в римском праве преимущественно благодаря персональному статусу. Исключительные законы иначе назывались привилегиями. Нужно отметить, что привилегии могли быть как положительного, так и отрицательного свойства.

Деление норм права на общие и специальные также при­знается в современной научной литературе1, однако важность такого деления, его связь с методом правового регулирова­ния до конца не осознана. Хотя при детальной проработке такое деление в перспективе может предстать как один из «срезов» структуры права.

По утилитарным признакам изъятие из общих норм мо­жет быть отрицательным, когда положение субъекта ухуд­шается, и положительным, когда оно улучшается. Первые возможно обозначить как правовые ограничения, вторые как правовые преимущества. И правовые ограничения и правовые преимущества можно рассматривать как способы правового регулирования, заключающиеся в стимулировании или сдерживании определенных форм поведения субъектов посред­ством расширения или сужения их прав и обязанностей, при изъятии этих отношений из-под воздействия общей нормы2. В свою очередь, сужение или расширение права индивида ве­дет к появлению его специального статуса по отношению к общему (конституционному). Так, статьи законодательных актов, устанавливающие специальные процедуры привлечения депутатов к ответственности, как раз и определяют спе­циальный статус депутата.

К правовым преимуществам обычно относят льготы и привилегии, однако разница между ними рассматривается очень упрощенно. Так, по мнению И. Я. Дгарягина, льготы и привилегии — это преимущества: но первые установлены за­коном, а вторые получены в обход его3. Представляется, что подобный взгляд происходит оттого, что современное законода­тельство широко оперирует термином «льгота», но совершенно не употребляет термин «привилегия», имеющий социально-негативную эмоциональную окраску. Хотя, например, нау­ка международного права привычно использует термин «дипломатические привилегии». По нашему мнению, льгота — это способ регулирования общественных отношений, заключающийся в создании специальной правовой нормы, посредством которой субъекту права предоставляется допол­нительное право или изымается юридическая обязанность по сравнению с объемом прав и обязанностей, установленных общими нормами и улучшающими лоложения субъекта в опре­деленных законодателем целях. В свою очередь привилегия — разновидность льготного способа регулирования обществен­ных отношений, когда преимущество устанавливается, как пра­вило, исключительной нормой и когда законодатель вольно или невольно допускает чрезмерное улучшение положения субъ­ектов. Чрезмерность является категорией оценочной и кон­кретно-исторической. Социально-политическая разница ме­жду льготами и привилегиями та, «…что первые в какой-то мере смягчают существующее фактическое неравенство, тогда как вторые добавляют к последнему еще и формальное неравенство, как бы возводят это неравенство в закон»4.

Все вышесказанное относится и к привилегии депу­татской неприкосновенности. Такой скрупулезный исследователь депутатского иммунитета, как Л. А. Шаланд, писал: «Привилегии свободы слова и неприкосновенности, сами по себе, настолько серъезные отступления от общих, обяза­тельных для всех граждан норм, что объяснение себе они мотут найти в крайне существенных мотивах. Во всяком случае, изъятия от общего правила не должны превышать ра­зумной необходимости»5.

Хотя проявлений депутатского иммунитета несколько, ос­новными считаются; депутатская неответственность и депу­татская неприкосновенность. Парламентская свобода сло­ва (неответственность) есть институт скорее материально-пра­вовой, тогда как неприкосновенность — процессуально-право­вой.

Парламентская неприкосновенность возникла в период Великой Французской революции и вызывалась потребностя­ми момента: подчиненные королю суды могли репрессировать депутатов после явного их неповиновения приказу короля ра­зойтись. Решение о введении неприкосновенности предполагало быть временным, до введения суда присяжных. Приме­чательно, что английская правовая доктрина не знает по­добного института, ибо англичане не сомневаются в полити­ческой беспристрастности своих судов. На следующих этапах революции во Франции была попытка отмены неприкосновенности во имя принципа равенства, однако политический террор, последовавший за этим, послужил для Франции жестоким уроком.

Примеру Франции последовали все континентальные государства, вводившие систему конституционализма. Таким образом, основание депутатских привилегий лежит не в об­ласти логических следствий из принципов народного суверенитета или разделения властей, а выводится из практиче­ской потребности, имеющей исторические корни. Требовалось оградить народных представителей от произвола власти исполнительной и тесно связанной с ней власти судебной. Од­нако в период господства Конвента стало ясно, что депута­там грозит опасность не только со стороны правительства, но и со стороны политических партий. Современнее конституци­онное законодательство не намерено отказываться от поня­тия депутатского иммунитета, ибо и сегодня возможны тен­денциозные и необоснованные преследования.

Как пишет Шаланд, не говоря уже о задержании и аре­сте, по само вовлечение депутата в уголовный процесс пред­ставляет немало опасностей. Фактически он не может рас­поряжаться собой, ибо во всякое время может быть вызван к следователю и должен во время разбирательства присут­ствовать на суде6. Шаланд делает вывод, что необходимость в депутатской неприкосновенности нужна там,где отсутст­вуют гарантии свободы личности. «По большей части, такое положение вещей бывает на зареконституционной жизни, но оно может существовать и в странах с давнишним пред­ставительным строем. Мера необходимости иммунитета за­висит поэтому не от возраста конституции, а от уклада го­сударственной жизни»7.

В советское время не­прикосновенность была закреплена конституционно и осо­бенно данный институт развивался в последние годы тогдашнего режима.

Статья 39 Конституции Российской Федерации предусма­тривает право каждого на свободу и л’ичную неприкосновен­ность. В ней говорится: «Заключение .под стражу и лишение свободы допускаются исключительно на основании судебно­го решения в порядке, предусмотренном законом».

В свою очередь статья 25 Конституции Республики Молдова так же говорится, что обыск задержание и арест лица допускается только в случае и порядке, предусмотренных законом. Законом в данном случае является уголовно-процессуальный кодекс, предусматривающий общий порядок привлечения к уголовной ответственности. Специальные нормы содержатся как в конституционном законодательстве, так и в законодательстве о статусе депутата, которое предусматривает осо­бый порядок.

В конституционной науке «под неприкосновенностью лич­ности понимается субъективное право гражданина, состоя­щее из многих правомочий, обеспечивающих физическую (те­лесную) и нравственную неприкосновенность человека, свободу его самоопределения»8. Депутатская же неприкосновенность предполагает недопустимость привлечения к уго­ловной ответственности, лишению свободы и применение мер административного взыскания без согласия органа власти. Это общая формула, которая в законодательных актах по­следнего времени подверглась различным модификациям.

На наш взгляд, адикально к данному институту подошло российское за­конодательство. В Российской Федерации согласно закону «О статусе народного депутата РСФСР» нельзя было не только привлечь депутата к ответственности, по и возбудить уголовное дело в отношении него, а также производство по делу об административном правонарушении, ответственность за которое налагается в административном порядке. Недопу­стимы были в республике, кроме привода, и «иное, в какой бы то ии быко форме, задержание или ограничение свободы депутата, не только досмотр, но и «обыск, выемка и арест» его личных вещей, багажа, «личного и используемого им» транспорта, жилого и служебного помещений9. Надо отметить, что такое широкое понимание депутатской неприкосно­венности неоднократно являлось объектом критики и прокурорско-судебных работников и прессы10. Для того, чтобы убе­дить депутатов в необходимости возбуждения уголовного дела в отношении их коллеги, прокурору нужно было представить веские доказательства. Но собрать он их мог лишь в процессе расследования, которое нельзя было начать без возбуждения уголовного дела. Получался заколдованный круг, в результате чего страдали как интересы правосудия, так и авторитет пред­ставительного органа.

Здесь нужно отметить, что депутатский иммунитет не но­сит личный характер, он покрывает собой весь представи­тельный орган, и депутат не вправе от него отказаться. Да­же если в его интересах ускорить судебную проверку каких-либо фактов, все равно органы следствия и прокуратуры не вправе налгать ее без законного разрешения. Кроме того, как правило, в законодательстве не разрешен вопрос, как быть, если уже до избрания депутат находился под следствием.

Более четко решает некоторые отмеченные вопросы «По­ложение о федеральных органах власти па переходный период», введенное в действие Указом Президента Российской Феде­рации от 21 сентября 1993 г. № 1400. Статья 5 предусмат­ривает, что «депутат не может быть задержан, арестован, подвергнут обыску, кроме случаев .задержания на месте пре­ступления. Он не может быть подвергнут личному досмотру, за исключением случаев, когда это необходимо для обеспе­чения безопасности других людей»14. Здесь же сразу броса­ются в глаза .несколько моментов. Во-первых, Положение от­ходит от того «безразмерного» понимания депутатской непри­косновенности, которым грешило предыдущее законодатель­ство, во-вторых, более четко определены меры процессуаль­ного принуждения, на которые распространяется иммунитет, в-третьих, неприкосновенность распространяется лишь на сферу уголовного процесса, в-четвертых, появляются своего рода «исключения из иммунитета, возвращающие депутата под юрисдикцию общей нормы. Это возможность подвергнуть его мерам процессуального принуждения в случае задержа­ния на месте преступления и возможность личного досмотра в случаях, когда это необходимо для обеспечения безопас­ности других людей.

Рассмотрим эти положения. Исключение из привилегии неприкосновенности при задержании на месте преступления, не является каким-то открытием. Впервые оно содержалось во французском декрете от 26 июня 1790 г. и затем перекочевало в Конституцию 1791 г. В современной конститу­ции Франции данное положение предусмотрено статьей 261. В конституции ФРГ данный институт закреплен в статье 46, в которой, кроме того, добавляется, что задержание позволено не только на месте преступления, по и в течение дня, следующего за днем совершения такого действия15. Ранее ни советское, ни российское законодательство не регулировало данные случаи, что на практике вело к издержкам в деятельности орга­нов правосудия. Как резонно замечал С. А. Авакьян, орга­ны дознания и следствия были в недоумении, «…как посту­пать, если депутат застигнут на месте преступления, явился с повинной, как обеспечить, чтобы депутат, оставаясь на сво­боде, не уничтожил документы, не нейтрализовал свидетелей и т.п.»16.Так что можно констатировать: введение положения о том, что депутат не изымается из-под действия статьи 122, п.I УПК РФ и, соответсвующей статьи УПК РМ, само по себе вполне оправданно и соответству­ет мировым стандартам в регулировании подобных институ­тов. Однако это не значит, что не остается спорных вопросов.

1. Подлежит ли положение о задержании на месте пре­ступления расширенному толкованию, например, когда оче­видцы, в том числе и потерпевшие, прямо укажут на данное лицо, как на совершившее преступление. Это очень важно, в частности по делам о дорожно-транспортных происшествиях. Далее, подлежит ли депутат задержанию, если на нем или в его жилище будут обнару­жены явные следы преступления. Речь не идет об обнаружении таких следом в процессе рас­следования, а только о явных следах, обнаруживаемых при визуальном осмотре. Конституция ФРГ, как мы видели, пря­мо решила эти вопросы. Представляется, что в таких случа­ях речь должна идти о расширенном толковании. Раз зако­нодатель решил пойти навстречу судебной власти и ввел положение о задержании на месте преступления, то не стоит останавливаться на половине пути и признать законным ос­нованием для задержания и случаи, которые приравниваются к задержанию па мосте преступления.

2. Особый вопрос в российской практике и не только — установление, имелось ли в действи­тельности «задержание на месте преступления». В России предусматривается создание для каждого случая спе­циальной комиссии палаты, то есть основание полагать, значит именно она< должна окончательно ответить на данный вопрос, хотя здесь депутаты вторгаются в несвойственные им судебные функции.

3. На какой стадии совершения преступления возможно задержание, и как быть при обнаружении длящихся пре­ступлений. Думается, что правильным будет следующий от­вет: задержание возможно на тех стадиях, за которые уже предусмотрена ответственность, при длящихся преступлениях за­держание возможно «все то время, пока преступление совер­шается»17.

Второе — возможность личного досмотра депутата. В известных нам зарубежных источниках подобное положение не предусматривается. Вопрос упирается в толкование термина «личный досмотр». Это понятие не уголовно – процессуальное, там есть понятие «личного обыска» которое по отношению к депутату недопустимо. Подобный обыск, несомненно, принадлежит к числу мер, направленных против личности депутата. Испрошение же разрешения па­латы на обыск, очевидно, было бы явной нелепостью».

Речь здесь идет об административной процедуре. Административисты выделяют два вида досмотра: личный дос­мотр и досмотр вещей. Досмотр вещей — всем знакомая про­цедура обеспечения безопасности, например, пассажиров авиарейса. Если бы законодатель употребил данную форму­лу, то вопросов бы не возникало.

Другое дело — «личный досмотр», что относится, по мне­нию Д.Н.Бахраха, или к установленному или предполага­емому правонарушителю. Такой досмотр производится упол­номоченным лицом одного пола с досматриваемым и в присутствии двух понятых того же пола19. И если досмотр вещей, по общему правилу, является мерой превентивной, то личный досмотр есть мера административного принуждения. Личный досмотр широко применяется к установленным или предполагаемым правонарушителям таможенниками, работниками милиции (полиции), пограничниками, но цель таких действий чаще все­го иная чем «обеспечение безопасности других людей». Представить себе ситуацию, в которой бы возникла не­обходимость досмотра депутата и указанных целях, очень трудно. Единственный случай, который можно изобрести для иллюстрации этого явно несуразного положения, — это си­туация, когда депутат входит на какой-либо режимный объект (например, резиденцию главы государства) и есть основание полагать, что он по каким-либо мотивам принес с собой некие предметы, угрожающие безопасности окружаю­щих. Ситуация до того нелепа, что к ней трудно относиться серьезно. Даже если и существуют более убедительные при­чины появления данного «новшества», все равно вряд ли стоит его сохранять при дальнейшем развитии института им­мунитета.

Вообще, рассмотрение проблем депутатского иммунитета рождает много практических вопросов, в ответах на которые нуждаются и работники органов расследования, и прокуратуры, и суда. Связь данных проблем с теорией демократии, раз­деления властей, в конечном счете с формированием совре­менного правового государства — сомнений не вызывает.

В настоящей работе проблема депутатских привилегий рассмотрена сквозь призму правового равенства, как норма­тивное отклонение от него. Хотя такие отклонения могут иметь социально неодобряемый характер, ибо при широком их распространении вполне можно получить вместо правово­го равенства — право-привилегию. Однако как юридико-технический прием такие изъятия из-под действия общих норм вполне эффективны, т. к. помогают добиваться наибо­лее точного, «точечного» регулирования общественных отношений.

1.См.: Нормы советского права. Проблемы теории. Саратов, 1987. С. 164—166.

2. В полом, такое понимание ограничений совпадает с высказанным и последних специальных исследованиях. См.: Малько Л. В. Двоичность юридической информации и язык законодательств а//Правоведе¬ние. 1993. № 1. С. 84.

3.Дюрягин И, Я. Гражданин и закон. М., 1991. С. 29.

4. Власть, демократия, привилегии. (Материалы «круглого стола»)// Вопросы философии. 1991. № 7. С, 51.

5. Ш а л а н д Л. А. Иммунитет народных представителей. Т 2, Юрьев, 1913. С.

6. Ш а л а н д Л. А. Там же. С. 71.

7. Там же. С. 75.

8.Ф а р б е р И. Е, Свобода и права человека в советском государстве. Саратов, 1974. С. 156.

9. Новые законы СССР. Вып. 2. М., 1990. С. 126.

10. См.: Петрухин И. Л. Неприкосновенность личности и принуждение а уголовном процессе. М., 1989. С. 43.

11. См.: Ведомости Съезда народных депутатов и Верховного Совета Российской Федерации. 1990. № 25. Ст. 312.

12. См. напр.: А. Ошеров. Особый статус грешника с мандатом// Российская газета. 1993. 6 января.

13. К р у т о г о л о в М. Л. Парламент Франции. Организация и право¬вые аспекты. М., 1988. С. 175.

14. Федеративная Республика Германии. Конституция и законодатель¬ные акты/Под ред. Ю. П. Урьяса. М., 1991. С. 42.

15.Двакьян С. А. Депутат: статус и деятельность. М., 1991. С. 249,

16. Ш а л а н д Л. А. Указ. соч. С. 247.

17. Бахрах Д. Н. Административная ответственность граждан в СССР. Свердловск. 1989. С. 148.

18. Там же.

19. Там же.